– Подожди, Касс, – нахмурилась жрица. – Придет время и разговорам. Теперь мне не до болтовни. Ярмарка минует, ты-то в Скир вернешься, за Боркой, Омассом и Лассом спрячешься, за высокими скирскими стенами, а я здесь останусь. И не в Деште, а в храме. Мне теперь не разговоры надо поддерживать, а думать, как серых встречать.
– Ну, так ты ведь не убежище с Роллом искать пойдешь? – ухмыльнулся Касс – Я бы с домом Рейду за одно копье хвататься не стал. Ветер у него меж ушей дует, или не знаешь?
– Вот в качестве заслонки от ветра меня туда Димуинн и отправляет, – пробормотала Тини.
– Это все? – Касс разочарованно развел руками. – Ну что с тобой будешь делать? Хорошо, добавлю я кое-что к новостям. Неспокойно в округе стало, неспокойно. Два дня назад в лесу на обоз Седда Креча кто-то напал. Сам он молчит, слуги его тоже словно рты склеили, а того, что пятеро стражников да воин его непревзойденный Хеен головы в буреломах сложили, – не утаишь. Посекли их, говорят, как траву после дождя. А противник ни капли крови не потерял. Следы вот только вроде бы как детские были. Или женские. Чего они хотели, кто это был, или кого Седд Креча лишился – и демон не вызнает, а нападение было. Опять же четверо стражников Ирунга на южном тракте головы сложили. Везли они что-то в Дешту, и что-то важное, иначе бы не вытаптывали теперь снег чуть ли не до бальских лесов отряды стражников. Везли, да не довезли. Наконец, маги Суррары из-за пелены отряды воинов на бальские земли, говорят, двинули. Такие силы, что все бальские сторожевые дозоры навстречу поспешили. Баб, детишек да стариков спасают! Думаю, не поход у тебя с Роллом Рейду будет, а прогулка. Вроде бы даже егерей баль с границы сняли. Ну и в довершение такая новость: Арух по городу мечется. Его мальчишки-колдуны на всех воротах стоят, задницами с ищейками Димуинна и Ирунга толкаются – или ищут кого, или слушают, понять невозможно. Ой, что-то случится скоро, Тини! И кажется мне, что ты-то как раз знаешь больше, чем говоришь.
– Болтать не люблю, – равнодушно процедила жрица. – Но то, что случится, и сама чувствую. Никогда послы всех королевств не собирались в Деште. Никогда баль не открывали границу. Никогда Дешта не гудела в первый зимний месяц от такого количества народа. Только, Касс, что бы ни случилось, я в этом не участвую. Я-то уже далеко буду, задание у меня от самого конга. Или я тебе не говорила?
Айра стояла на воротах Дешты четвертый день. В город вливался поток торговцев и чиновников, шли крестьяне и ремесленники из окрестных деревень и с городского посада, шествовали важные скирские воины и настороженные охранники чужих посольств, тащились бродяги и воры. Впрочем, первые почти всегда были и вторыми, а вторые порой вовсе не походили на первых. В довершение вокруг крутились соглядатаи Ирунга, которых Айра легко отличала от служек конга, звенела доспехами стража, стучали восковыми дощечками мытари, лаяли собаки, ржали и храпели лошади, хрюкали свиньи, и визжали их хозяйки, порой отмечая игривые щипки и похлопывания громче, чем следовало бы.
Вольнее себя чувствовали сайды в Деште, чем в Скире, много вольнее. Редко какая из женщин закутывала платком хотя бы губы, а некоторые и вовсе сдергивали платок с головы, перетягивая им длинные волосы в толстый пучок. Нравилось это Айре, улыбка трогала ее губы. Молодая колдунья Аруха даже представляла, как развернулась бы она в толпе! Вот у торговца тяжелый карман ниже полы теплого кафтана висит, вот другой купец слишком явно притягивает ремнем кошель к поясу, а вон и торговка тычет тряпицу с горстью монет меж двух упругих грудей. Запусти горсть грязного снега за шиворот, так вывернется, что добыча прямо в руки и упадет. Впрочем, какая здесь добыча? Ярмарка еще и не началась. Вот в воскресенье, когда торжище за холмом наполнится народом, всякий дань соберет – и торговец, и покупатель, и мытарь, и вор, и нищий.
И шут свое получит, какая уж ярмарка без шута, улыбнулась Айра увиденному в толпе кривляке в колпаке. Как только не мерзнет в смешной одежде. Ничего, в ближайший трактир нырнет, где потеплее да подешевле, и будет спускать последние монеты, надеясь, что завтра новые заработает. Вот только шут этот не себя показывает, а сам смотрит, глаза так и бегают. Может быть, вор под колпаком скрывается? Впрочем, какая ей забота о чужих кошельках и карманах? Ей Кессаа и Зиди высматривать надо. Арух так вообще только о Кессаа с утра до вечера зудит: мол, мертв уже Зиди. Да только не верилось что-то Аире, что баль неуловимый так легко в обманку ляжет. Не верилось. И к словам Синга прислушиваться не хотелось, который каждое утро втолковывал ученице, что лицо Кессаа должна кутать, лицо!
«Зачем ей лицо кутать?» – морщилась Айра.
Среди веселого люда, который улыбок не прячет, лицо закутать – значит, всякий взор на себя оборотить. Нет, если девчонка столь умна, как показалось Аире, она открыто пойдет. Переоденется, волосы завяжет, кожу изменит, за подростка или мальчишку сойдет. Вот хоть за помощника угольщика, что восседает на корзинах с углем как на мягких подушках, да в носу ковыряет, пока его то ли отец, то ли хозяин лошаденку с руганью понукает. Хороша лошаденка для зимней тягловой работы, а под седло не годится. Вот ведь как, всякая зверюга для особого дела предназначена!
Покачала головой Айра и вдруг замерла. Поежился паренек на корзинах от холода, так поежился, что шея белая в вороте мелькнула. Тонкая и белая – такая, что и первой красавице Скира не в наказание, а в радость могла бы выпасть.
Затрепетала Айра. Зубы стиснула, за рукоятью меча потянулась, как вдруг крепкие пальцы сомкнули локти, прижали их к телу, да так крепко, что не то что вырваться, вдохнуть бы не удалось, и знакомый, очень знакомый голос прошептал на ухо: