– Что, досточтимый Арух? – изогнулся слуга.
– Шута ярмарочного схватить. – Колдун повернулся к площади. – Да-да, того, что на столбе сидит и непотребство всякое выкрикивает. Схватить, отсыпать ему сотню плетей и отпустить. Пусть посмотрят вольные сайды, как длинный язык на собственную спину может захлестывать!
Недолго висел Аилле над головой, покатился к западу, нанизал себя на танские башни. Еще немного, и коснется холодных вод, утонет в море, и опустится над Скиром последняя веселая ночь, когда закутанные в платки сайдки выходят искать на замусоренных холодных улицах пьяных мужей, сыновей и братьев, а заботливые рабы – загулявших хозяев. Вот и осень подошла к холодному и сырому краю. Скоро завесившую Скир мутным пологом сырость сменят снег и морозец. И так что-то пожадничал в этом году со снегом месяц ветрень, а в спину ему уж снежень стучится. А пока переулки едва начала затягивать густая тень, самое время прошмыгнуть по опустевшим улицам к воротам города и распрощаться с ним навсегда.
Еще в полдень укатил к городским воротам на повозке, запряженной престарелой лошадью, сын Ярига. Пришла пора и Зиди прощаться со Скиром. Занес уже было он здоровую ногу, чтобы поставить ее в стремя, как почувствовал прикосновение. Замер хромой воин – ни меча за спиной, ни кинжала на поясе, только мех с крепким вином за пазухой, да нож в сапоге. Но разве согнешься, стоя на больной ноге? Почему же он не услышал шагов? Да и кто мог пробраться в закрытый двор, если Яриговы молодцы и собаку бродячую к поварской не пропустят?
Зиди медленно обернулся.
Две женские фигуры, закутанные в неприметные серые плащи, стояли у него за спиной. Та, что выше и крупнее, стянула сетку платка со лба на губы, блеснула кольцом рабыни в левой ноздре, собрала в морщинки смуглый лоб, поклонилась Зиди как вольному сайду и прошептала чуть слышно:
– Разговор у меня к тебе, баль. Короткий, но важный.
Зиди раздраженно сплюнул. Голова трещала с утра. Мало того, что похмелиться не решился, но ни разговаривать ни с кем, ни быть узнанным вплоть до прохода мимо стражи у крепостных ворот в этот день он уже не собирался, поэтому не спросил, а прошипел сквозь зубы:
– Как нашла меня? Кто ты?
– Значит, «как нашла» интересует тебя больше, чем, кто я? – усмехнулась рабыня. – Так и нашла. Не я. В городе зорких много, но некоторые видят лучше зорких и слышат лучше тех, кто прислушивается. Не ухом, не глазами, а все одно разглядят в подробностях. Вот как хозяйка моя. Она и дорогу сюда открыла. Ты на охранников Ярига досады не держи, не могли они нас разглядеть. Сам Яриг смог бы, он с магией в ладах, но он на ярмарке теперь – пока пару возов снедью не загрузит, не вернется.
– Кто вы? – остановил рукой рабыню Зиди.
– Это вопрос главный, – кивнула она. – Только ответа я тебе на него не дам. Я рабыня, за спиной у меня вольная сайдка. Ни рода ее, ни имени тебе знать не следует. Не из-за скромности, сам знаешь: слетит слово с губ, и ты уже не властен над ним. Помощи пришли мы у тебя просить.
– Кто ж в волчьем логове помощи у зайца просит? – Зиди раздраженно окинул взглядом глухие стены двора. Неужели и вправду обманули стражу трактира незнакомки?
– Ты ведь домой собрался? – понизила голос рабыня. – Доведи мою хозяйку до Дешты. Баль на юге и Дешта на юге. Сам знаешь: хоть дорога и через земли сайдов идет, а всякое может случиться. Да и не должна женщина одна путешествовать. Первый же дозор ее схватит.
– Зачем же ей одной путешествовать? – не понял Зиди. – Если она бедна, неужели нет у нее отца, брата, дяди? Матери, наконец, которая по возрасту уже может не прятать лицо. А если богата, почему бы не нанять охрану?
– Вот она и нанимает, – склонила голову рабыня. – Тебя нанимает, Зиди. За хорошую оплату. Тридцать золотых тебе даст. Пятнадцать теперь, пятнадцать в Деште.
Замолчал Зиди. Даже ушанку из витого шнура вязанную на лоб сдвинул. Неделю о том голову ломал, понимал, что с горстью медяков даже до границы Скира не доберется. Понимал, что с больной ногой ни лошадь хорошую украсть не сможет, ни в предгорьях скрыться. Что без меча за спиной, без лука с запасом стрел станет легкой добычей для первого же лихого молодца на пути. Только очень не любил баль, когда не сам он планы менял, а вынуждал его кто-то к этому. Хотя ему ли после почти восемнадцати лет рабской доли о чужой воле сожалеть? Да и сможет ли хоть кто покуситься теперь на его волю? Жизнь отобрать – да, а свободу – нет.
– От кого же она убегает, если готова засыпать золотом дорогу до Дешты? – нахмурился Зиди. – И почему ко мне обратилась?
– Ты хороший воин, – ответила рабыня. – К тому же ты баль. У вас жены не рабы мужьям.
– От мужа, значит, бежит? – понимающе протянул Зиди. – В Деште прятаться собралась? Или с купцами на запад податься? Так ее же там в рабство и продадут, стоит только на десяток лиг от Дешты отъехать! Никуда она не денется. Весь Скир, да и окрестные земли для нее выжженными станут. Семья мужа за честь посчитает поймать ее, да кожу с живой содрать! Собственная семья, чтобы позора избежать, камнями ее забросает… Я смотрю, женщина, ты сошла с ума вместе с хозяйкой? А золотой колпак надеть мне на голову да предложить пройти голышом через логово разбойников вам в голову не приходило?
– Пятьдесят золотых и все дорожные расходы на тебе, – сузила глаза рабыня. – Двадцать пять теперь, двадцать пять в Деште. Воины Седда Креча на всех воротах стоят. Он крови твоей хочет, Зиди. Выйдешь за ворота, ни одной ночи спокойно уснуть не сможешь. Если они сумели Эмучи из земли баль выкрасть, то уж ты для них занозой в ладони не станешь. Или думаешь, что только моя хозяйка смогла тебя в Скире разыскать? Или что тан дома Рейду благодарен тебе за убийство Салиса, на котором Ролл мог заработать не одну сотню монет? Знаешь, сколько он потерял?