Муравьиный мед - Страница 22

Теперь до утра можно было спать – дерево охраняло покой путников.

Зиди проснулся от запаха. Опасности не было или пока не было, дерево молчало. Раскинутые в стороны ветви, продолжающие тянуть из земли влагу корни все еще служили путникам, стерегли недолгий сон сына лесного народа и его спутницы, но дерево казалось испуганным, словно наползающий с юга запах напоминал о чем-то ужасном. Туман рассеялся. На черном, искрящемся звездами небе засияла полная Селенга, затапливая спящий лес серебром и расчерчивая его резкими тенями, но утро близилось.

Зиди тяжело сел, поежился от пронизывающего сырого холода и принялся разминать больную ногу. В зарослях иччи шевельнулись лошади, тенью в сторону скользнула Рич. Прищурившись, старый воин вгляделся в освещенное Селенгой, только что умытое холодной водой лицо. Посветлевшие брови и ресницы словно вовсе исчезли, слились с кожей, которая в свете Селенги казалась серой. Но девчонка все равно оставалась такой красивой, что в спокойный переход ласского моста верилось с трудом. Да и без нее его будут ждать. Отправляться надо. Она ведь, кажется, успела уже и перекусить? Хорошо.

– Что это за запах? – спросил Зиди.

– Запах? – не поняла Рич и втянула тонкими ноздрями холодный воздух. – Это не совсем запах.

– А что же это?

– Это обряд, колдовство. Так пахнут таны, их сыновья или братья, когда возвращаются с охоты.

– Седд Креча никогда не участвовал в охоте. – Зиди, поморщившись, поднялся на ноги. – Возможно, из-за того, что у него нет детей. Но, учитывая, что зверья в этом лесу тоже нет, без магии на танской охоте не обойтись.

– Ты не знаешь, – понимающе усмехнулась Рич. – Таны охотятся на людей.

– На каких людей? – не понял баль. – Насколько я знаю, заходить в заповедный лес, что тянется между горами и трактом, запрещено даже вольным сайдам!

– Не запрещено, – фыркнула девчонка. – Всякий сайд может зайти в этот лес, но если он найдет здесь смерть, его близкие не должны посылать проклятий обидчикам. Это лес охоты на людей. Видишь? – Она протянула руку. Впереди еле различимо помигивали огни. – Это факелы на стенах Скомы.

– Все правильно, – пробормотал Зиди, досадуя, что не он первым заметил крепость. – Скома. Охотничий замок. Но почему охота на людей? Разве танам мало потехи, когда кровью поливается арена? Или, истребив зверье, таны не нашли ничего лучшего, чем…

– Ты не понимаешь! – оборвала его Рич. – Эта охота – не потеха. И Скома не простой охотничий замок. Там, внутри древних стен, алтарь Сурры – бога войны. Он принимает только человеческие жертвы, но жертвы убитых в бою. В честном бою! На охоте! Именно поэтому все происходящее здесь сохраняется в тайне, по крайней мере, в тайне от черни и рабов. Это обряд. Всякий юный тан становится воином, только победив врага и испив его крови у алтаря Сурры.

– При желании любой тан мог бы нацедить сколько угодно крови без риска для собственного здоровья. – Зиди подошел к лошадям и потянул тесьму мешка. – Раб для знатного сайда – как эти лепешки для нас. Вытаскивай из темницы, да вонзай зубы. Вот уж не думал, что сайдские вожди подобны муррам, что по ночам заползают в хижины и присасываются к ногам спящих.

– Запах, – холодно усмехнулась Рич. – Ты забыл про запах магии. На этой охоте нет слабых жертв. Тем, кого раздевают донага и выпускают в лес без оружия, дают нечто большее – кровь юррга.

Старый воин так и застыл с куском лепешки во рту. Почти двадцать лет прошло с тех пор, когда он сам шел в лес, чтобы развесить вокруг селения вываренные с солью чурбаки болотного можжевельника. Деревенский колдун рассказывал, что юррг не любит сладковатый запах, исходящий от вареной древесины, но все равно каждое селение теряло в сезон не менее двух-трех охотников. А уж череп убитого юррга Зиди видел только один раз. Колдун говорил, что кровь зверя прибавляет силы воину вчетверо, наделяет его безрассудной храбростью, но постепенно лишает разума, а через сутки – и жизни. Скручивает в злобе слабые кости, ломает и рвет его тело на части.

– Откуда же у сайдов кровь юррга? – прошептал баль. – Этот зверь не водится севернее пелены. У нас говорили, что он – создание магов Суррары. Он только забредает иногда на наши земли.

– И за пеленой живут люди, – сказала Рич. – Купцы из-за пелены нечастые гости в Скире, но всякий видел на рынке их шатры. Кровью юррга владеет Ирунг Стейча. Может быть, ему доставил ее Арух? Он сам очень сильный маг и считается послом тех магов, что властвуют над землями за пеленой. Раньше обряд посвящения в воины устраивался проще: рабам давали оружие и доспехи, и претендент сражался с ними. Но когда рабам стали давать кровь юррга, оружие и доспехи не понадобились, они и без этого… иногда побеждают. Мы едем?

– А юные таны не боятся пить отравленную кровь? – усомнился Зиди.

– Я думала, ты спросишь, не противно ли им. – Рич забралась в седло. – Некоторые из них с удовольствием отведали бы и человеческой плоти. Кто знает, я не была в Скоме, но может быть, им и это удается. А что касается крови… Ирунг знает, что надо бросить в напиток, чтобы он перестал быть ядом.

– Отчего ты не сказала раньше? – прищурился баль. – О том, почему лес запретный? Мы бы выбрали другой путь.

– Другого пути к Лассу нет. – Рич стерла улыбку с лица. – Так же, как нет другой переправы через Даж, кроме моста у Ласса. Земли западнее тракта плотно заселены. Каждая следующая деревня начинается за околицей предыдущей. Поторопимся, воин, до Ласса от Скомы еще сорок лиг.

Зиди держался впереди. Рич следовала за ним, но воин не мог избавиться от ощущения, что не он ведет крохотный отряд через предутреннюю мглу заповедного леса, а именно юная красавица, которой-то и семнадцати лет, скорее всего, еще не исполнилось. Насколько было бы проще, окажись они в бальском лесу или даже в тех рощах и чащах, что перемежали сайдские деревни между Скочей, Омассом и Боркой.