Муравьиный мед - Страница 37

– Темно, – прошептал чуть слышно.

– Ночь, – ответила Рич. – Ты только не бойся, Зиди. Понесешь меня сейчас. Я на ближайшие три-четыре дня ни на что годна не буду. Иначе надорвусь, точно тебе говорю.

– Понесу? – не понял баль. – А смогу ли?

– Постараешься, – ответила колдунья. Остановила повозку, кряхтя, сползла с облучка, подошла к Зиди.

– Приехали? – спросил он.

– Сядь, – попросила Рич.

Сел Зиди. Сначала подумал, что и пальцем руки шевельнуть не сможет, но сел. Повернулся в узкой тележке на бок, подтянул дрожащие колени, пока они в борт не уперлись, потом начал медленно подниматься. Сначала на локоть оперся, затем на ладонь. В темноте собственной руки не увидел, но почувствовал ее так, словно вместо руки у него корень болотный подгнивший. Ноги вытянул – не удивился, что колено работает, потому что ног все одно не чувствовал. От слабости уже упасть собрался, да Рич подхватила. Вцепилась в плечо сухими корявыми пальцами, в темноте мутным огнем в глазницах блеснула, зашептала хрипло:

– Слушай и запоминай. Костры видишь? Шагов на триста мы отъехали, поэтому сдохни, но ни звука не издавай. Сейчас все, кто в Суйку забрался, вдоль внешней стены спят. Мертвых во сне провожают. Да только этой ночью сны у них будут черны как это небо. Вроде бы не слышу я пока никакой пакости. И то ведь, не лето сейчас, зимой и нечисть замирает, но будь осторожнее. Как я покрывало смерти с тебя сдерну, влей в меня глоток муравьиного меда. Сам столько же выпей. Забирай с тележки наши мешки, клади меня на плечо и иди к второму кругу. Да торопись, до полуночи должен успеть. Тележку и бычка оставь, мы с ним через Суйку не прошмыгнем. Пройдешь через ворота, но далеко не ходи. В первый же склеп, у которого дверь сохранилась, забирайся, закрывайся изнутри и жди утра.

– Разве смогу я нести тебя? – бессильно спросил Зиди.

– Сможешь, – твердо сказала Рич. – Это легче, чем шестерых юрргимов зарубить.

– Где тут стена второго круга? – Баль с трудом повел головой и увидел.

Ночь была ночью, тьма тьмой, а окружающие его лачуги светились. Даже мерцающее пламя костра в конце узкой улочки казалось бледным пятном на фоне голубоватого свечения, которое пронизывало все – камни мостовой, полуразрушенные стены, обваленные кровли, разбросанную утварь, аккуратно усаженных вдоль линии зданий мертвых. Десятки мертвых. Стена второго круга была рядом, и открытые ворота ее напоминали пасть древесной змеи, только что сожравшей хвойного светляка.

– Вот так хоронят мертвых сайды, – почему-то усмехнулась Рич. – Ты все запомнил?

– Все, – прошептал Зиди.

– Так смотри, вряд ли когда еще увидишь.

Она выпрямилась настолько, насколько позволила скрученная немощью спина, постаралась задрать уродливый подбородок, поднесла старческие ладони к лицу, открыла беззубый рот и потянула, потащила оттуда что-то темное и тягучее, отвела в сторону руку, отбросила петлю пепельной ткани, и еще сделала взмах, и еще. Мгла, распускаемая Рич, падала на землю, впитывалась в камни, покрывала их черной слизью, и брызги, отлетающие к ближним мертвецам, заставляли их вздрагивать, словно живых от кипятка.

– Все, – устало выдохнула колдунья.

Она вновь стала прежней. Только лицо покрыли капельки пота, да тени под глазами стали глубже. Да куда-то исчезли округлость щек и плавность движений.

– Нащупай, – прошептала Рич. – Нащупай желвак под языком. Достань его.

– Что это? – спросил Зиди, неожиданно почувствовав трепетание скользкого лепестка. – Что?

– Обрывок чужой смерти. – Рич шагнула к нему: – Открой рот.

Тонкие пальцы неожиданно стали жесткими, как скобы на конской сбруе. Колдунья ухватила лепесток и рванула его на себя, погрузив Зиди во тьму, заставив его мгновенно почувствовать, как смертельный холод отрывается от пальцев ног и, раздирая внутренности и сосуды, исторгается наружу. Кровь ударила в голову, волны жара и холода, сменяя друг друга, пробежали по телу. Ноги задрожали. Стиснув зубы, чтобы не завыть, Зиди открыл глаза, пошатнулся, но не упал лишь потому, что упала Рич. Осела безвольным, придушенным ловчей петлей зверьком.

– Холодно, – донесся тихий голос.

Глава десятая

– Они пошли через Суйку, – Ирунг вдвинул изящный кинжал в ножны. – Люди Аруха еще продолжают обыскивать гостиницы и трактиры Омасса, усиливают посты в Борке, но даже Арух уже это понял.

– Я говорил с Седдом, – раздраженно заметил Димуинн. – Тан Креча сказал, что Зиди – здравомыслящий раб, если о рабах можно сказать что-то подобное.

– Можно. – Ирунг кряхтя поднялся со скамьи. – Об этом говорит уже то, что он получил вольную, и то, что он до сих пор не пойман.

– И все-таки Суйка… – подытожил Димуинн. Парадный зал крепости Омасса был пуст. Вздымались к высокому потолку круглые окна, поблескивали на стенах щиты поверженных Скиром врагов, где-то в вышине скапливался морозный иней, но внизу было чуть теплее, чем под потолком, и снежные искры, опускаясь с вышины, таяли и падали каплями воды на пол из мягкого песчаника. Беззвучно падали. Строители без помощи магии, используя расчеты и опыт, устроили зал таким образом, что звуки в нем гасли. Тайно произнесенные слова не рассеивались в вышину или по укромным закоулкам, не звенели в стеклах и не метались в барельефах. Именно поэтому ни одного камина, ни одного очага не было в зале. Тепло шло по стенам с первых этажей. Только кованая жаровня бездымно потрескивала угольками меж тяжелых резных кресел.

– Я тебя понимаю, конг, – кивнул Ирунг. – Не многие могут похвастаться, что прошли Суйку. Не из конца в конец, но хотя бы при свете дня подошли к стенам храма на холме или спустились к гавани. Никто не был внутри храма, и, конечно, никто не уходил через ущелье в Проклятую падь. Никто, кроме мертвых.