Муравьиный мед - Страница 56

– Как мы пройдем-то? – не понял баль. – Особого желания вздуваться пузырем и лопаться у меня нет.

– Я буду вздуваться, – повернулась к нему девчонка. – Не волнуйся, в пузырь не обращусь, кровью не забрызгаю. Но напрячься придется. Ты, главное, упасть мне не дай. Как из Суйки выйдем, от тебя все будет зависеть. Там, у скал, ждут нас – я чувствую. Может, и стражники, но колдун точно есть. Ловушки магические натянул так, что их звон и здесь слышен. Перестарался. Там тебе придется напрягаться, иначе не пятьдесят золотых получишь, а руки по локоть и ноги по колена потеряешь. Потом и с головой простишься.

– Не в ладах я с магией, – вздохнул Зиди. – Может быть, в колючках переждем, пока ты в себя придешь?

– В себя приду? – засмеялась Рич.

Тихо засмеялась, словно силу копящуюся растерять боялась.

– Не спеши, воин. Мы еще погань не прошли, что перед нами лежит. А задерживаться никак нельзя. За нами колдунья идет. Кто такая – не знаю, но сильна очень. Даже с учетом того, что ей нелегко приходится, гораздо тяжелее, чем нам, я против нее пока не противник. От такой бежать надо, а не пальцами щелкать.

– Далеко она еще? – вскочил на ноги Зиди.

– Близко. – Рич с трудом поднялась. – Но мы успеем. Не отставай! И меч готовь.

Она прошла по холодным камням десяток шагов так уверенно, словно видела границу, где основание мертвого города поглощала сама смерть. Остановилась, зажала посох коленями, подняла руки, вытянула их в стороны и завыла, как воет ветер в каминных трубах скирских башен на излете месяца ветрень. С усилием, словно поводья невидимые поймала, ухватила что-то по сторонам света, потянула к взлохмаченной гриве рыжих волос. Хлопнула в ладоши, мгновенно разделила волосы на два хвоста и завязала один узел, второй, третий, четвертый, пятый, обернулась, ошарашив Зиди побелевшими зрачками, прошипела почти по-змеиному:

– Режь волосы над первым узлом и бросай вверх что было сил!

Только одна мысль мелькнула в голове Зиди, когда его бальский меч отсекал волосы Рич: как же она решилась? Волос девчонке лишиться – это же все равно что в шлюхи портовые податься! А уж колдунье без волос, как воину без рук. Но мысль только мелькнула, да и растаяла без следа тут же, потому что в тот миг, когда баль запустил в вечернее небо тугую плеть, залепетала, зачастила скороговоркой какое-то заклинание Рич. Ни слова не смог разобрать Зиди, но это не было криком и бессмыслицей. Просто слова не лились друг за другом, нет, летели пригоршней, стремительной цепью, звено за звеном мчались вслед за отсеченными волосами. И когда рыжие, стянутые в пять узлов волосы вдруг исчезли в небе, Рич со звериным визгом ударила посохом о камень, и деревяшка вспыхнула!

– Иди, – прохрипела девчонка, падая на руки Зиди.

А впереди зашевелилась, забугрилась сама земля. Словно огромные мыши забегали под каменным ковром, складывая его в волны, сминая в складки.

– Иди же! – в отчаянии повторила Рич. – Беги!

И Зиди побежал. Не был он моряком. Никогда не вставал на палубу не то что в ладье, лодкой не баловался! Не удержался бы на ногах в качку, да и по деревьям не бегал уже с юности, а тут словно молодость вспомнил. Камень дрожал под ногами, невидимая рука то поднимала мгновенно взмокшего воина, то опускала его. То ли вой, то ли стон стоял в воздухе, или урчание взбесившегося зверя, который пожирал сам себя, но лес приближался с каждым шагом. Зиди влетел в иччу с разбега, подняв легкое тело Рич над головой, и даже не почувствовал боли от колючек. Остановился у первых деревьев и, прижав к груди замершую девчонку, обернулся.

Второй круг Суйки больше не существовал. И вправо и влево земля горела, расколовшись на части, словно невидимая хозяйка выложила на раскаленную плиту тесто, да перестала за ним смотреть, только посекла его на куски, чтобы сгорело быстрее.

В оставленных за спиной воротах стояла хрупкая фигурка. Показалось Зиди или нет, только вглядываться он не стал. Развернулся и шагнул под покров леса. Но одно успел заметить: не стало меча за поясом, только нож.

«Вот и щетину сбрею», – отчего-то подумал баль.

В середине схватки, когда скулящие, алчущие живой плоти тени наконец почувствовали, что противник с легкостью или нет, но кромсает их на части, рвет их кожистые или бесплотные тела, жжет их пламенем и обращает в прах, Айра поняла, что боится только одного – безумия. Она вовсе не чувствовала себя неуязвимой. Одежда уже была посечена то ли зубами, то ли когтями, то ли хлыстами стремительного противника. Вот и ожоги появились, и обморожения, и ссадины превратились в раны, и жезл раскалился в руке, грозя разлететься в щепу.

Но в этой схватке Айра могла проиграть только самой себе. Бой пьянил ее. Рычание, с которым она начала схватку, обратилось торжествующим хохотом, а сама она, вместо того чтобы двигаться по отчетливым следам беглецов, рвалась в самую гущу противника, размахивала жезлом и растопыренными пальцами, выкрикивала заклинания и, не вполне понимая, что творит, жгла, рвала на части, секла ветром, била молниями мерзость, что окружала ее плотным кольцом.

Внезапно Айра замерла. Так бывает, когда знания воина или колдуна достигают определенной полноты, и он поднимается ступенью выше. Там, на следующей ступени, он опять почувствует себя неучем и неумехой, но чтобы туда подняться, нужно стать всесильным на низшей ступени и понять силу обретенную.

И Айра поняла.

Она поняла, что сражается с одним противником, который не воинов шлет в схватку с неведомой гостьей, а клочья самого себя. И она помогает ему, рассекая его клочья на части, тем самым увеличивая рать собственных врагов. Она поняла, что ее враг абсолютно безразличен к ней, и жажда крови и ненависть, которая рвется наружу из порождений тьмы – это отражение страха, ненависти и жажды самой Аиры. И еще поняла колдунья, что она не враг этому противнику, но и союзником его не будет никогда.