Муравьиный мед - Страница 83

– Ты не колдун, Зиди. Нет в твоих жилах ни капли крови древних владык. Ты сын леса, сын народа баль – в этом твоя сила. Сила, которая лишь от тебя и зависит, которую не смогут замутить ни жажда мести, ни жажда власти, ни страх, ни ужас. Ты как лесной зверь, который никогда не потеряет сна, потеряв лапу или хвост. Не затоскуешь, как птица, лишенная крыльев. Ты как залитый свинцом кубок. Никакой яд уже не наполнит его. Только ты сможешь выполнить мой завет.

– Стать рабом? – с болью прошептал Зиди.

– Нет, – покачал головой Эмучи. – Этого я от тебя не требую. Напротив, этого ты делать не должен, да и не сможешь. Испытать долю раба – да, но рабом ты не должен быть ни мгновения. Всякий воин мечтает о подвиге, после которого его имя певуны в баллады вплетут. Только подвиг – это миг, на миг у многих мужества да силы хватит, а вот на годы не у каждого. Если мужество тонко – тяни его не тяни, все одно лопнет.

– На какой срок мою доблесть тянуть хочешь? – стиснул тогда зубы Зиди.

– Не скажу тебе, – качнул головой колдун. – Туман пока будущее застилает, не разглядишь. Голоса различить можно, а лица нет. Кое-какие голоса из тех, что слышал, я узнал. Твой, Седда Креча этого нечестивого, еще кое-какие, собственный голос. Сойдутся наши пути однажды, значит, появление этого тана неспроста. Пойдешь с ним, Зиди. Будешь служить ему и боль от побоев его терпеть. Но служить будешь до времени. Пока срок твой не выйдет.

– Какой срок? – оторопело прошептал парень. – О каких побоях ты говоришь? А не думаешь, что я этому сайду голову сверну?

– Не думаю, – сухо произнес Эмучи. – Ты сейчас поклянешься алтарем Исс, что будешь влачить долю раба столько лет, сколько отпустит тебе судьба, пока не придет срок закончить ее. Одно тебе скажу: там, в будущем, мне и за твое невольное рабство ответить придется. А срок настанет, когда смерть моя придет. Я тебя слугой предсмертным выбираю.

– Слугой?! – Зиди даже пошатнулся. – Так я обрядам не обучен! И кто сменит тебя, Эмучи? Да и как же рабская доля моя? Как же я вырвусь на эту мою службу?

– Боги подскажут. – Эмучи опустил голову. – Вырвешься. И о смене моей не беспокойся. Не будет ее. Я последний жрец храма Исс. Пусть помощники мои так не думают, но тебе говорю точно: я последний жрец.

– Так что же? – побледнел Зиди. – Конец баль приходит? Без тебя сайды леса наши выкорчуют, воинства из-за пелены нахлынут, всех до последнего ребенка вырежут!

– Что тебе баль, если всю Оветту может мрак закутать? – поднял глаза жрец. – Или ты думаешь, что я баль на этом холме стерегу? Что тебе моя жизнь, жизнь твоего рода, если здесь, на этом самом месте, две бесценные жизни отданы. Одна, чтобы ненасытную Суррару пеленой прикрыть, вторая, чтобы Айсил вместе с язвой, его поразившей, в сон повергнуть.

– Что еще за Айсил? – обескураженно прошептал парень. – Какие две бесценные жизни? Одна. Исс… Алтарь Исс, там на холме. В храме. Черный камень, алтарь Исс…

Долго смотрел Эмучи на молодого воина. Так и не понял Зиди: то ли слезы блестели в его глазах, то ли пламя рвалось из них. Наконец отвел он взгляд и вновь стал говорить:

– Айсил – это город, который как пасть ненасытная мертвецов в себя тянет. Суйкой его теперь зовут. А жизней было отдано две. Только не на том камне, что стоит в главном зале храма, а на другом. Не из гор добытом, а заклинаниями Сето и Сади сплетенным. Сето и взяла на себя невыносимый груз. Дочь она здесь в жертву принесла. Исс, которую от Сурры тайно родила, убила, чтобы ее кровью магию Сурры если не выжечь, так запереть за границей непреодолимой.

– Так о том всякий знает, – осторожно молвил Зиди. – На то и пелена вокруг Суррары, как туман молочный, сотни лет день и ночь стоит.

– Тысячи лет, – поправил его колдун. – Тысячи лет стоит туман. Только всему конец приходит – и пелене и колдовскому ордену, что баль эти тысячи лет сохраняет, что подлинный алтарь Исс бережет – тоже конец близок. Сама Сето отправила сюда лучших магов, а теперь остался я один да пять юнцов, каждый из которых мог бы стать на мое место, да вот нет уже этого места. Не истаяло еще, но скоро растворится.

– А вторая жизнь? – тихо спросил Зиди.

– Сето, – поднялся на ноги колдун. – Когда мрак готов был вырваться за пределы священного города, она пришла сюда и закляла Зверя собственной кровью. Этим самым мечом и сделала это. Подай-ка его сюда.

Принял колдун из рук Зиди древний меч, право владеть которым молодой воин уже пятый год на всех турнирах отстаивал, выдвинул клинок из потертых ножен.

– Ты знаешь, что здесь написано? – спросил Эмучи, разглядывая вытравленные в металле синеватые руны.

– Всякий баль знает, – откликнулся Зиди. – «Кровью закален и кровью храним».

– Верно, – кивнул Эмучи. – Только смысл в этих словах не тот, о котором бальские мамки сыновьям рассказывают. Слишком долог срок жизни этого меча, в котором и магии никакой нет, чтобы клинок не стерся, чтобы не растворился в прошлом. Кровь его хранит. Не пролитая, а живая. В том моя надежда. Бродят еще по землям Оветты дети Мелаген, дочери Исс, внучки Сето. Второй раз говорю тебе, Зиди, выбираю тебя своим предсмертным слугой. Обязываю тебя выполнить смертный обряд. Именно смерть моя будет для тебя концом рабской доли. Только тело мое тащить на алтарь не следует. Придешь сюда забрать меч. Он в алтаре будет. В подлинном алтаре. Помни, никто не знает о том, где алтарь. Ни один маг не в силах его найти. Жрецы мои дорого бы дали за это знание. Не хотят они, чтобы орден наш прерывался на мне. Только то, что алтарю срок пришел, – не чувствуют.